Среди тех, кто в полной мере испытал на себе все последствия армянской трагедии начала XX века — скитания, сиротство, чужбину, — Петрос Контраджян. Более века отделяют нас от даты рождения этого замечательного художника и 55 лет со дня его трагической гибели, но горячий интерес искусствоведов к его творчеству не угасает. Старшему поколению зрителей близки по духу его чувства, мысли, судьба, которая заставила тысячи зрителей, видевших его картины в музеях Франции, Армении и, в частных собраниях, поклониться его душе. И, думается, юные любители искусства, кому адресована книга-альбом искусствоведа, заслуженного деятеля искусств РА Шаэна ХАЧАТРЯНА, познакомившись с жизнью и творчеством художника, полюбят его искусство, которому принадлежит свое особое место в истории армянского изобразительного искусства.
Этот альбом на русском и армянском языках вышел недавно в издательстве "Тигран Мец" в серии "Узнай и полюби". Автор-составитель Ш.Хачатрян, перевод текста на русский язык осуществил Георгий Кубатьян. О творчестве художника и его трагической судьбе мы попросили рассказать Ш.Хачатряна.
ТРИ АЛЬБОМА ЭТОЙ СЕРИИ ПОД ДЕВИЗОМ "УЗНАЙ И ПОЛЮБИ" посвящены тем, кто подарил Армении многие замечательные творения искусства, — говорит Шаэн, — а остальные, их будет около двадцати, нашим самым ярким и значительным мастерам изобразительного искусства. Этот альбом представляет художника Контраджяна, чьи чувства и переживания, запечатленные в разных по характеру произведениях, чисты и понятны и быстро воздействуют на зрителя. Он принадлежит к поколению тех, кто, едва познав отчий дом и родную природу, был в 1915 году оторван от истоков, потерял родителей и нашел пристанище (да и то не все) в приютах и детских домах.
Родился П.Контраджян в 1905 году в Урфе. Петрос был еще ребенком, когда разразилась Первая мировая война, принесшая нашему народу национальную катастрофу. Его отец, участник героической самообороны Урфы, погиб, а мать угнали турки…
Уцелевшие дети — Петрос, его младший брат Аршак и сестренка — очутились в приюте в Алеппо. Многие тысячи армян, обретших убежище в этом городе, сразу же энергично принялись обустраиваться. Будущий художник учился в школе "Айказуни". Он нашел применение своему художественному дару, украшая узорами рукоделия и скатерти народных мастериц. Первые уроки изобразительного искусства преподал ему учитель рисования Ованес Манджян.
В 1923 году Петрос с братом отправился в Париж и продолжил образование в лицее "Ла Канал". Вечерами он работал, а днем посещал свободные академии Монпарнаса и студию Фернана Леже. Начиная с 1930 года Петрос Контраджян постоянно участвовал в "Осеннем салоне", был избран сперва членом этого товарищества, а затем и в его жюри. Принимал он участие и в выставках "независимых", а также свободных армянских художников. В его картинах, уже снискавших признание, по-своему отражались воспоминания о трагическом детстве. А его выразительный язык формировался на основе реалистических традиций и отличался насыщенностью и тончайшей нюансировкой идущего от Сезанна звучного цвета.
СТИХИЕЙ КОНТРАДЖЯНА БЫЛИ СТАРИННЫЕ И НЕПРИМЕТНЫЕ УГОЛКИ БОЛЬШОГО ГОРОДА, будни людей, ведущих ежедневную борьбу за выживание. Во всех картинах чувствуется присутствие самого скитальца-художника и горькие размышления человека, которого лишили детства и который был изгнан с родины, едва познав ее. Известный французский теоретик К.Морро писал: "Я был счастлив, увидев пригородный пейзаж Контраджяна. В нем выражена редкостная способность наблюдать. Можно на деле убедиться, и это подтверждается несколькими фактами, что иностранцы тоньше чувствуют подлинный характер парижских предместий, особенно тех районов, которые кажутся лишенными красоты".
В искусстве Контраджяна слились воедино высокий уровень французской живописи и жизнелюбивый, мечтательный армянский характер. Более того, его изобразительный язык, испытав воздействие современной французской живописи, не утратил связи с традициями нашего национального искусства. Парижский журнал "Ревю модерн" писал о Контраджяне: "Он умеет сполна перевести, воспроизвести ту эмоцию, которую рождает в нем натура…" Нам кажется, что нет и не может быть качества, более присущего настоящему художнику. На полотнах Контраджяна не найти ничего случайного. Все свойственное реальному миру звучит у него равноценно и в то же время выражает его душу и эстетическое восприятие. Тому же закону восприятия подчинены и его многочисленные разножанровые рисунки, выраженные углем, сангиной, тушью.
Познание жизни началось у Петроса Контраджяна с войны, резни, трагедии. Вступив в зрелые свои годы, он опять столкнулся с войной. В 1939 его и брата призвали в армию. Тяжкие годы миновали. Франция наконец освободилась от оккупации. Братья снова были в Париже.
В 1945-м вместе с Пабло Пикассо, Анри Матиссом, Марселем Громером и другими крупными мастерами Контраджян принял участие в нашумевшей выставке "Великие современные художники в пользу военнопленных". Он уже стоял на пороге широкой известности…
Спустя два года слуха скитальцев-армян достиг зов родины — возвращайтесь домой. Контраджян не стал медлить. И в 1947-м, прихватив с собой всего лишь несколько небольших полотен и десяток рисунков, Контраджян покинул Францию. Первые годы художник провел в Ленинакане, а потом, в 1951 году, перебрался в Ереван. Художник Ара Бекарян вспоминал: "Он просыпался очень рано. Любил уединиться и уйти куда-нибудь подальше — до самого Макраванка. На природе чувствовал себя счастливым. Говорил мало, зато все время рисовал. Однажды, когда мы работали вместе, неожиданно спросил: "Есть у нас одаренная молодежь?" "Есть", — ответил я. "Где же она?". Не вполне понимая куда он клонит, я сказал, что самые талантливые учатся в художественном училище, а потом, окончив институт, совершенствуются в Москве. "Странно, — сказал он. — Проучившись пять в училище и столько же в институте, вдобавок еще три года совершенствоваться. По-моему, надо бы два-три года учиться и десять лет искать себя".
САМ КОНТРАДЖЯН БЫЛ ХУДОЖНИКОМ, ОТЫСКАВШИМ И СЕБЯ, И СВОЕ. И умел уловить подлинную суть избранного ландшафта.
В Бюракане Контраджян внезапно почувствовал себя плохо. Говорят, с ним случился солнечный удар. Его переправили в Аштарак, оттуда — в Ереван. Рассказывают, будто в кузове грузовика, где его везли, с ним грубо обращались, оскорбляли. Рассказывают также, будто, увидев на столе в больницы графин с водой, Контраджян разбил его и крупным осколком полоснул себя по животу. Решив, что он помешался, ему связали руки. Немного погодя, он попросился в туалет и оттуда выбросился из окна пятого этажа… Жизнь оборвалась 23 августа 1956 года. Ему было чуть больше пятидесяти.
…В 1970 году в связи с выставкой армянского искусства "От Урарту до наших дней" я впервые побывал в Париже. Как-то вечером мой парижский друг Масис повел меня к Аршаку на улице Толбиак. Трудно передать, как слушал он рассказ о гибели брата, в которую, к слову сказать, до конца так и не поверил. Я убедил его, что свое ранимое, полное горечи поэтическое сердце дочь художника Сирвард унаследовала от своего отца. И, зная, что у Аршака нет детей, смог уговорить его позвать племянницу к себе и удочерить.
В Ереван я вернулся в прекрасном настроении. Дома меня уже несколько дней ждала телеграмма. В ней сообщалось, что Гаяне и Сирвард умерли. Назавтра назначены похороны. Страшное, чудовищное преступление совершил сын Гаяне от первого брака. Он давно уже покинул Ленинакан, а накануне приехал домой из Краснодара и попросил у матери денег. У Гаяне их не было. Тогда он потребовал отдать ему браслеты Сирвард, купленные незадолго до того на деньги, вырученные от продажи картин. Ночью сын взял топорик для разделки мяса и разбудил Гаяне. Снова получив отказ, он расправился не только с матерью, но и с сестрой…
Больно было узнать, что на следующий день после похорон мать Гаяне как нечто совершенно никчменное бросила в печку папку с рукописями Контраджяна, которую я добросовестно передал его семье.
Мой рассказ, к сожалению, далек от искусствоведения, но в нем все правда. Правда искалеченного времени. Петрос Контраджян — один из символов суровой эпохи, пережитой нашим народом. Однако он символизирует и его неукротимый творческий дух в сочетании с мягким и добрым нравом, и свет его деяний. "Я не хочу исчезнуть из этого мира бесследно, как трава". Художник имел полное право верить в будущее своего народа, которое, подобно волнующей поэме останется в армянской культуре.
