Преодоление несуразности мира в картинах Шота Восканяна
В творчестве многих армянских художников все еще сохраняется ренессансное понимание искусства, по крайней мере, в структуре изобразительных средств. Утрата душевного трепета, такта, тревоги порой прибавляет жестокости и рационалистичности во взаимоотношения людей, что неизбежно перекочевывает в произведения художников. У Шота Восканяна потребность высказаться связана с чутким отношением к теплоте человеческих отношений. Об этом свидетельствуют его работы последних пяти лет.
Шота – художник, создающий собственный мир, где царят свои законы, привычки, обычаи и порядки, мир, где все узнаваемо и знакомо, но при этом все чуть сдвинуто и переиначено. Художник сам до конца не познал его, но кажется, что жизнь этого мира с каждой новой работой раскрывается с самых разных сторон. Для Шота эта среда – его закрытая духовная зона, обладающая самостоятельностью, где жизнь протекает в своих рамках, в пространстве, где есть свои координаты и точки опоры, свои будни, суета и праздники. Художник с его привязанностью к реальной жизни разворачивает в своих композициях некий параллельный мир с его заботами и тайнами. Но как бы ни был он обременен ходом событий, текущим изо дня в день в своем ритме, это то пространство, куда художник уходит от прозы, где все странно, поэтично, как бывает странно, таинственно и интересно ребенку, который только начинает всматриваться в мир взрослых и для которого главное – понять смысл этой недоступной жизни. И он легко и радостно понимает ее по-своему и в силу своего прямодушия пытается счастливо выйти из ее неразрешимости, волнующей его своими обещаниями. Не случайно среди его образов порой встречаются так доверчиво и с таким интересом смотрящие на нас дети.
Сам автор никогда не вдается в объяснения мотивировок своих работ. Ему не нужна имитация жизни. Его волнует тайна бытия, которая никому еще не раскрылась, но каждый ищет ее по-своему и для себя. Шота прощупывает ее почти вслепую, полагаясь на чувства, и не ошибается, ибо в каждом написанном эпизоде присутствует дыхание жизни. И нужны ли здесь логика или здравый смысл, когда реальность – это круговерть темного безумия, в котором автор пытается обнаружить спасительные опорные островки? Вот они перед нами, и не надо спрашивать о смысле, а лишь пытаться силой собственной человечности преодолеть хаос. Вот отчего в работах Шота при всей чудаковатости персонажей, при всей неясности их взаимоотношений, нас подкупает решенная чисто живописными средствами теплота их отношений друг к другу, человеческое участие каждого из них в судьбе другого.
Шота переплавляет в своих работах детские впечатления в некое единство с опытом своей зрелой жизни. Такое причудливое сочетание прошлого и настоящего, реального и воображаемого приобретает у художника гармоничность даже тогда, когда соединение действий персонажей кажется абсурдом. Это вызвано тем, что в каждом эпизоде дремлет неизведанное ранее чувство или позабытое воспоминание. В итоге Шота выстраивает среду, насыщенную густым, осязаемым воздухом и светом, которые обволакивают формы, делают их по-скульптурному пластичными, наполняют потенциальной энергией. Тяжеловатые, уплотненные, словно литые, женские тела приобретают медный оттенок. Художник лепит людей и предметы, с наслаждением ощупывая их реальную материальность, передавая их выпуклости с особой пластической и колористической выразительностью. Таким же жизнеутверждающим началом исполнены его обнаженные фигуры, где художник словно заново открывает живое великолепие человеческого тела. И действительно, Шота на наших глазах с помощью цветовых пятен и бугристой нетерпеливой лепки создает фигуры, обещающие превратиться в нежную женственную восточную красоту.
Шота Восканян акцентирует пластическую основу в своих композициях с помощью особого искусственного освещения, делающего все ситуации по-домашнему уютными, интимными, повседневно бытовыми. И потому при всей странности, а порой бессвязности происходящего зритель не сомневается в его реальной достоверности. Взаимоотношения между людьми, населяющими эти интерьеры, захватывающи и убедительны, хотя здесь порой нарушаются реальные масштабы, а действия персонажей не поддаются объяснениям. Тем не менее все они как-то чудесно уживаются в тесноте этих компактных пространств. И зритель невольно начинает размышлять о внутренних и внешних мотивах действий отдельных фигур или групп персонажей. Что свело вместе в одном помещении влюбленных с мандолиной, лошадь, гимнастку, отдыхающую на канате, маленького человечка с зонтиком, самозабвенно выбивающего барабанную дробь? Мы с любопытством рассматриваем их странные костюмы, не оставляющие сомнений, что все они балаганные актеры в клетчатых или рогатых колпаках, управляющие марионетками…
Герои Шота – лицедеи, клоуны, фокусники, музыканты, кукловоды – образы, ставшие слишком популярными в изобразительном искусстве последнего периода. Их устоявшаяся, нестареющая символика получает в работах Шота совсем иной оттенок. Художник изображает своих героев не на сцене, а выводит их за кулисы, показывает в короткие минуты передышек, в предрепетиционной сутолоке, где они расслабляются или отгораживаются от враждебной и беспощадно требовательной внешней среды. Здесь все для них родное, здесь они ищут поддержки друг у друга, не отчаиваются, не протестуют, здесь все идет своим чередом. Их действия наполняют нас покоем и уверенностью в том, что жизнь здесь течет без потрясений и волнений. Достаточно взглянуть, как участливо и внимательно склоняются друг к другу его персонажи, как тихо беседуют, понимая друг друга с полуслова, как музицируют, грустят и мечтают. Его герои преодолевают этот несуразный мир с его водоворотом жизни неискоренимой наивностью, добротой и надеждой.
Подобные впечатления складываются благодаря едва ли не самой главной особенности в индивидуальной манере Шота Восканяна – цвету, вернее — светоцвету. Избранная художником суженная колористическая гамма (в основном тональности коричневого, густо-золотого, звучных зеленых и синих, тлеющих горячим огнем красных) соединяет в единое целое разрозненные действия героев. Именно цвет и свет являются тем фактором, который наполняет его работы содержанием духовного порядка. Цвет в живописи Шота дышит горячим теплом жизни, жизни стабильной, но и полной тайн.