ПАРАФИРОВАНИЕ ВОЗМОЖНО, ПОДПИСАНИЕ - МАЛОВЕРОЯТНО: ПОЛИТОЛОГ ОБ ИТОГАХ ВСТРЕЧИ В АБУ-ДАБИ

10 июля в Абу-Даби состоялась встреча лидеров Армении и Азербайджана, по итогам которой было опубликовано обтекаемое заявление. Что на самом деле обсуждали стороны, возможно ли подписание мирного договора до парламентских выборов Армении 2026 года и какова роль внешних игроков — в интервью VERELQ рассказывает политолог, старший научный сотрудник APRI Armenia Бениамин ПОГОСЯН.

- Как вы оцениваете итоги встречи? Можно ли говорить о каком-либо содержательном прогрессе?

- Я не уверен, что там было что-то историческое, что проблемы решены, что есть какие-то реальные, очень важные договорённости. Просто о таких договорённостях стороны публично пока не говорят. Но и сказать, что пятичасовая, или вообще любые встречи ничего не дают, — тоже нет.

Моя оценка будет, так скажем, позитивно-скептической. Понятно, что это плюс, что всё-таки процесс продолжается. Насколько я понимаю, любая такая встреча уменьшает возможность военной эскалации. И показывает, что какой-то процесс идёт — это не абсолютный цугцванг. Но сказать, что все проблемы решены и мы очень близки к подписанию мирного договора или решению вопроса коммуникаций, — нет.

У меня, как и у всех, нет информации, только короткое заявление, опубликованное двумя министерствами иностранных дел. Нет ощущения, что произошло что-то действительно историческое. И что, через несколько месяцев будет подписан мирный договор или откроются коммуникации? Сильно сомневаюсь.

- Есть ли у вас ощущение, что мирный договор может быть подписан хотя бы до парламентских выборов в Армении, намеченных на 2026 год?

- Подписан? Нет. Как и раньше, я не вижу причин, почему Азербайджан должен это делать. Я реально не понимаю, что это может дать Азербайджану. Не исключаю, что договор может быть парафирован. А что это означает? Азербайджан может использовать парафирование в своих переговорах с Западом или США, чтобы показать, что он более-менее конструктивный игрок.

А для Армении любой шаг, даже очень маленький, который приближает к заключению договора, - плюс для действующего правительства. Потому что правительству нужны «хорошие новости», чтобы сказать населению: вот, видите, есть шанс на мир. И если вы проголосуете за меня летом 2026 года, шансов на мир будет больше. А если проголосуете против — будет война.

То есть, парафирование возможно, потому что оно даёт «что-то» обеим сторонам. Но это не подписание. Азербайджан спокойно может продолжать выдвигать предусловия: изменение Конституции, роспуск Минской группы и так далее. Подписания я не ожидаю — не вижу причин. Но парафирование — теоретически возможно.

- Даже если Армения выполнит все предусловия Азербайджана, зависит ли от этого подписание договора? Или этот список будет пополняться?

- Конечно, нет. Я всегда говорю: это не предусловия, а предлоги. Даже если теоретически завтра Конституция будет изменена, уберут упоминание о Декларации о независимости Армении, и Минская группа ОБСЕ официально будет распущена, — это не помешает Алиеву сказать: «Прекрасно, но до открытия “Зангезурского коридора” по моей схеме мирного договора не будет».

Всегда можно придумать новый предлог — номер три, номер четыре… Сейчас есть первый и второй. Моя оценка: подписание мирного договора ничего не даёт Азербайджану. Поэтому он будет делать всё, чтобы его не подписывать. Сейчас он использует два предлога. Если каким-то чудом они будут устранены, появятся другие.

- В заявлении говорится, что стороны дали указания чиновникам ускорить процесс делимитации и демаркации границы. Стоит ли ожидать какой-то активности в этом направлении?

- Можно ожидать, но ситуация следующая.

Протяжённость армяно-азербайджанской границы — более тысячи километров, около 1040. Сейчас делимитировано меньше одного процента — 12 километров 700 метров. Есть участки границы, где делимитация не проблематична — Армения не говорит, что азербайджанские войска стоят на её территории, и Азербайджан не говорит, что его земли под армянской “оккупацией”. Таких участков - сотни километров.

Спокойно, без напряжения, можно до конца года делимитировать ещё 20–30, может, 50 километров. Это будет означать, что у нас 5% делимитированной границы. Но стратегически это ничего не изменит. Мирного договора нет, Азербайджан требует, так называемый, “Зангезурский коридор”, требует создания “западного Азербайджана”. Мирного договора нет — значит, эскалация возможна в любой момент.

Делимитация никак не влияет на риск эскалации. Азербайджан может пойти на делимитацию, до 2025–26 годов увеличить процент, но не подписывать мирный договор и продолжать косвенно угрожать военной силой, если Армения не выполнит его требования. Это для Азербайджана идеальный сценарий: он делает что-то, что все расценивают как положительное, но сохраняет рычаги давления.

- Накануне встречи аналитик Фонда Carnegie сообщила, что оператором Сюникского участка дороги, которая потенциально будет связывать Азербайджан с Нахиджеваном, может стать американская компания. Насколько это реально и как на это отреагирует Россия?

- На первый вопрос трудно дать однозначный ответ. По логике, американцы не должны быть слишком заинтересованы, но не исключаю, что есть определённые моменты, так скажем – спекулятивного характера. Например, слухи, что Трамп хочет Нобелевскую премию мира, и кто-то ему сказал, что самый короткий путь к этому - открытие коммуникаций или подписание мирного договора между Арменией и Азербайджаном. Это, конечно, спекуляции.

А вот на второй вопрос ответ более чёткий. Позиция России будет крайне негативной. С точки зрения Москвы это означает, что Армения и Азербайджан — в первую очередь Армения — отказались выполнять девятый пункт трёхстороннего заявления (хотя все остальные пункты уже не работают, формально заявление ещё действует) от 9 ноября 2020 года, который ознаменовал конец Второй карабахской войны.

Армения говорит, что размещение российских пограничников нарушает её юрисдикцию, но при этом соглашается на американскую компанию. Возникает вопрос: почему появление американцев — это не ущерб суверенитету Армении, а появление российских сил — ущерб?

На это могут ответить, что американская компания — частная. Но в России тоже есть множество частных компаний. Почему не предложили, чтобы такую функцию выполняла российская частная структура?

В Москве это будет воспринято как явный недружественный шаг, направленный на уменьшение российского влияния на Южном Кавказе.