БЛЕСК И НИЩЕТА "РЕВОЛЮЦИОННЫХ ИДЕАЛОВ"

Известно, что человек, способный преобразить окружающий мир, неизбежно меняет себя и свою природу. Идея о необходимости постоянных изменений идет из глубин древности и остается главным мотором человеческого развития. Оно, в свою очередь, зависит от разумности, которая может прогрессировать в мудрость.

ДРЕВНЕГРЕЧЕСКИЙ философ Аристотель считал, что ум является частью души, разумность он относил к категории теоретической мудрости, а рассудительность к практической. Эти качества принято относить к человеческой добродетели; они не даются от рождения, а формируются в ходе жизнедеятельности, превращая человека в общественно-политическое существо. Именно разум создает необходимую преграду между человеческим и животным миром.

На протяжении всего существования человечества разум создавал различные формы своего практического воплощения. На наш взгляд, наиболее успешной и жизнеспособной формой стал закон, который реализует единственный формат равенства между людьми вне зависимости от их социального статуса.

Организованное меньшинство и неорганизованное большинство

Принято считать, что именно дефицит равенства и справедливости приводит в движение массы. Один из отцов-основателей американского государства Джеймс Мэдисон делил общество на два фундаментальных класса: организованное меньшинство и неорганизованное большинство.

СЛЕДУЯ трактатам Цицерона, Мэдисон видел главную функцию меньшинства (или разумной интеллигенции) в справедливом управлении, которое позволит удовлетворить основные политические и социальные запросы широких групп. Большинство же должно иметь механизмы недопущения узурпации со стороны меньшинства, которое будет постоянно находиться под бременем естественных соблазнов власти. Слом этого баланса, по его мнению, неизбежно ведет к революции.

Что это такое? В современной науке это слово находится рядом с такими понятийными категориями, как преобразование и прогресс. В конце XVIII века немецкий мыслитель Иммануил Кант впервые применил выражение "революция в способе мышления", объясняя изменения в естествознании эпохи Фрэнсиса Бэкона.

Кант обращал внимание на то, что именно способность изменить свое мышление и отношение к привычным вещам определяет степень роста разумности. Этот подход стал теряться, когда термин стал носить исключительно политический оттенок после Великой французской революции. Она стала хрестоматийной, неким компасом для будущих поколений. Цель вернуть власть народу и сломать хребет монархии была смелой и действительно крайне прогрессивной в ту эпоху.

Какое-то время после свержения короля действовала Директория, а крупный контрреволюционный мятеж роялистов был подавлен бригадным генералом Наполеоном Бонапартом, которого именовали не иначе как "спасителя революции". Однако в конечном итоге именно он, будучи на пике своей популярности из-за военных успехов, разогнал народную Директорию и позже объявил себя императором. Провал его военной кампании в России привел к кончине не только самой империи, но и всех достижений революции: монархия была восстановлена. Многие французские историки считают, что подобный сценарий стал следствием того, что революционные силы забыли о своей изначальной цели, а народ так и не осознал свою роль в постреволюционный период. Иными словами, смену режима без смены мировоззрения нельзя считать успехом. Достижения революции Ленина и Кастро во многом стали возможны из-за частичного учета уроков французского кейса.

Народные ожидания по конкретным адресам

Основной запрос общества, подверженного революционным идеям, – это справедливость. Каждая группа и класс понимают ее по-своему. Какие можно выделить ожидания армянского народа, который год назад добился смены политического режима?

ОДНИ хотели увидеть представителей прошлых властей за решеткой (запрос на банальную месть); вторые надеялись получить финансовые (повышение зарплат, пенсий) и иные дивиденды (должности, списание долгов и кредитов) от новых властей, которые должны раскулачить олигархов, "высосавших все народные ресурсы"; третьи видели возможность участия в государственном управлении; четвертые ждали системных изменений и перехода к процессу государственного и национального строительства; пятые просто следовали революционной моде, желая быть частью каких-то изменений.

Во всех случаях народные ожидания (сформированные лидерами в пылу революции) направлены по конкретным адресам к кому-то, но не к себе. В целом инерционность заменила разум, а "революционная жажда" затмила холодную рассудительность. Именно поэтому люди не поняли премьера, который заметил, что "бедность в головах", ведь до вхождения в большой властный кабинет, стоя на Площади Республики, он говорил о совершенно конкретной социальной бедности, в которой виноваты прежние коррупционные власти.

Революция - это не всякое качественное изменение, а прогрессивно направленный скачок в развитии общества в целом или отдельных его элементов. Индикатором качества является готовность бывших революционеров трансформироваться в эффективных государственных управленцев, а жаждущий "крови" народ начинает свой путь к перевоплощению в ответственных и сознательных граждан.

Справедливость - верное требование, но каждое зрелое общество понимает, что это не статичный результат, а сложный и бесконечный процесс. Единственный способ ее достичь заключается в установлении диктатуры закона, границы которого охраняются независимыми друг от друга ветвями власти (система сдержек и противовесов). Закон может нравиться одним и быть ненавистным для других. Один и тот же человек с легкостью даст взятку коррумпированному чиновнику, чтобы его ребенок не пошел служить в армию или получил бюджетное место в университете и при этом будет последовательно требовать борьбы с коррупцией, если речь идет об "обнаглевших верхах".

Например, были ли среди армянских автолюбителей те, кто действительно нарушил закон, был справедливо оштрафован, но без особой радости принял новость о списании всех штрафов (из-за гражданской сознательности и желания жить в "Новой Армении" по букве закона)? Еще сложнее отыскать граждан, которые бы написали заявление о желании самим погасить свои долги из-за собственных правонарушений. Отсюда возникает закономерный вопрос, в чем же состоял реальный запрос – во всеобщей справедливости или избирательной? К сожалению, факты в пользу второго.

Заложник народной логики

Премьер Никол Пашинян совершил большую ошибку, не изменив Конституцию, которую сам критиковал до прихода к власти. Было очевидно, что она ни в коей мере не соответствует духу парламентаризма.

ДАЖЕ в смешанной системе Соединенных Штатов, где президент и администрация как исполнительная ветвь имеют огромные полномочия, Конгресс играет значительно большую роль, чем Национальное собрание в новой парламентской Армении. Так, президент Штатов может выдвигать кандидатуру на какую-либо министерскую должность, но утверждает ее одна из палат Капитолия.

В нашем случае все министры были назначены премьером без какого-либо согласования с парламентариями. Сложно с точки зрения логики и здравого смысла говорить о революционных изменениях, если государство по-прежнему функционирует на правовых основах, принятых предыдущими властями. Нынешняя Конституция ограничивает не только возможность здоровой работы институтов, но и сковывает ветви, способные усилить государственную мощь (например, институт Президентства).

Нельзя не отметить, что изначальная позиция новой власти в отношении закона была более чем адекватной. Премьер на бесконечные вопросы о том, почему те, кто во время революции были названы "ворами", "коррупционерами" и "мерзавцами" еще не за решеткой, отвечал верными нарративами "следуем букве закона", "нельзя нарушать закон", "суд должен решать", "не моя компетенция". Он пытался перетянуть постреволюционное большинство в пространство, где задан курс на строительство правового государства. Но, сформировав завышенные ожидания еще во время протестных выступлений, он стал заложником народной логики, а не законности. Эта логика проще и понятнее: все, против кого мы встали год назад, должны понести наказание, и как можно быстрее.

Большинство не пускается в поиски сложных смыслов, у него лишь два образа: "белые" и "черные". Народный гнев, вспыхивающий время от времени, настолько заметен и силен, что приходится играть по его правилам. Это пламя требует постоянного подкидывания дров, и Пашинян понимает это лучше всех. Проблема в том, что для его тушения у него нет воды, лишь бензин. Поглотит ли этот пожар не только "чужих", но и "своих" (принцип "революция сжирает своих детей"), на наш взгляд, лишь вопрос времени. Совершенно очевидно, что выбор стоит между двумя моделями: правовым государством или охлократией. Пытаться комбинировать их крайне опасно с точки зрения долгосрочного государственного функционирования.

Согласно Конституции, власть принадлежит народу, но там также подчеркивается, что Армения – правовое государство. Это означает, что власть осуществляется путем делегирования избранным политикам привилегии принятия решений. Нынешний премьер легитимен, как и парламент, что уже говорит о народовластии. Если это так, то в чем заключается необходимость элементов прямых трансляций, вывода народа на улицы с целью блокирования тех или иных объектов.

Также не ясно, почему до принятия того же решения о блокировании зданий судов не было проведено открытого слушания в Национальном собрании. С точки зрения соблюдения духа демократии? нужно было выслушать мнение не только партию большинства, но и оппозиции в лице "Процветающей Армении" и "Просвещенной Армении". Они были избраны определенной частью того же самого народа, и их точка зрения не может игнорироваться лишь по причине того, что они меньшинство. Не ясно, как такие шаги могут быть предприняты в момент, когда Президент как гарант Конституции и глава Республики (согласно главе 5 статье 123) отсутствует в стране, совершая рабочий визит в Казахстан.   

Жертвовать собственным ради общего

С точки зрения правового государства лидер должен приучать граждан смотреть официальные заседания парламента, где имеется процедура отчетности всех должностных лиц. Не редки официальные пресс-конференции, где журналисты задают премьеру волнующие общество вопросы.

ПОДОБНЫЙ прямой формат интересен, но его систематическое использование способствует стиранию граней между сувереном и его источником. Тот факт, что Дональд Трамп, Эммануэль Макрон или Тереза Мэй не практикуют данный формат, не означает, что США, Франция и Великобритания перестали быть демократиями. Напротив, их дистанция заставляет граждан лучше изучать свои системы и пользоваться уже существующими механизмами. Так что важнее: научить людей пользоваться реальными инструментами демократии или ограничивать ее live-трансляциями и выходами на улицы спустя год после обретения всей полноты власти?

И, наконец, важно затронуть ключевой идеал революции – умение жертвовать собственным ради общего. Подавление чувств (особенно в эмоциальной восточной среде) очень сложный процесс, но именно от этого зависит конечный успех. Вряд ли можно оспорить тот факт, что многие новые чиновники даже за год не научились ни политическому, ни государственному управлению. Был ли хотя бы один, кто добровольно ушел в отставку, понимая, что национальные интересы превыше личной карьеры? К сожалению, нет. 

Логика остается той же самой – мы сделали революцию, а значит мы не можем ошибаться. Подобный подход был бы приемлем, если бы речь шла, например, о Люксембурге, соседи которой не Турция, которая до сих пор отрицает факт геноцида 1.5 млн армян и не Азербайджан, лидер которой заявляет о необходимости возвращения своих исторических земель Сюника, Севана и Еревана.   Наша страна стоит перед серьезными внутренними и внешними угрозами. Мир быстро меняется, старая система международных отношений подвержена геополитическим стрессам. Если мы хотим выжить и найти свое место в будущей мирополитической архитектуре, необходимо укрепить внутренние тылы, развивая государственные институты, а не создавая дополнительные разделительные линии. 

Эдуард АБРАМЯН - кандидат исторических наук, научный сотрудник британского университета Лестера, старший сотрудник британского Института Государственного Управления

Арег ГАЛСТЯН – кандидат исторических наук, эксперт Российского совета по международным делам (РСМД), постоянный автор/эксперт журналов The National Interest, Forbes, The Hill и The American Thinker

mediamax.am