ВОКРУГ НЕГО СВЕРКАЛИ МОЛНИИ

5 марта - день рождения искусствоведа Генриха Игитяна. Более десяти лет его нет с нами, но его отсутствие в нашей жизни и культуре ощущается все острее. Выдающийся, могучий человек, абсолютно независимый. Это тот редкий случай, когда выбывшего из цепи бойца никто заменить не может. Вся его сознательная жизнь была одним непрекращающимся сражением за сохранение культурного наследия нашей страны. В этом году ему исполнилось бы 90 лет.

ЕСТЬ ДОЛЯ ГОРЬКОЙ ИСТИНЫ В УТВЕРЖДЕНИИ ПОЭТА: "Лицом к лицу – лица не увидaть". Мы немного привыкли к тем праздникам искусства, которые дарил нам Генрих Игитян, открывая выставки, устраивая презентации книг и роскошных альбомов, страстно выступая по самым актуальным проблемам общественно-политической и художественной жизни республики. Конечно, радуясь всему этому, мы не думали о том, что перед нами человек неповторимый, что такого уже не будет. Человек, духовно бесстрашный и нетерпимый ко всякой лжи и вывернутой наизнанку морали, в критике господствующего "порядка вещей", Игитян поднимался до самых верхов. Он доставлял немало хлопот, тревожил мысль. И естественно, не все любили его, человека непокорного, не принимавшего мелкие нормы повседневности "к руководству". Он был слишком ярок, а они занимались тем, чтобы пригасить его блеск.

И все же – кем был этот "прораб духа" для своих современников? Ответы находим во многих свидетельствах. Вот несколько суждений и оценок.

Серж Саргсян,экс-президент РА: "Генрих Игитян считал, что интеллигент должен всегда быть на шаг впереди благодаря своему образу мышления и делам. Он и был таким как в общественно-политической жизни, так и в искусстве":

Перч Зейтунцян, писатель: "Он был яркой, неординарной, харизматической личностью. Его правдивый голос, как колокол, звучал в наше трудное время. Место Генриха всегда останется пустым".

Зорий Балаян, публицист: "Он не был похож ни на кого. Честный, чистый, искренний, страстный. С божьей искрой любви к детям и к искусству, настоящий боец. Я видел его на высочайших трибунах, на поле боя. Генрих один из первых проехал дорогу жизни, соединяющую Карабах и Армению. Я безмерно счастлив, что мы более 30 лет вместе были в одном строю".

Сос Саркисян, народный артист СССР: "Генрих был выдающейся личностью, дай Бог всем нам сделать половину того, что сделал Игитян в искусстве… Мы в свое время оба были депутатами Верховного Совета СССР. Он был бесспорным лидером нашей депутатской группы. Я навсегда запомнил его полемику с М.Горбачевым".

В Генрихе Игитяне удивительным образом сочетались несовместимые противоположности. Казалось, трудно было найти человека более своенравного, более несносного в общении, придирчивого, яростного в гневе – и в то же время более мягкого, чем он, более отзывчивого. Более неожиданного в выводах и в то же время более упорного защитника дела, мужественного и последовательного в работе.

В НЕМ БЫЛО ЧТО-ТО ВОЛЬНОЕ, НЕЗАВИСИМОЕ, КАК У ЛЕСНОГО ЗВЕРЯ, который никогда не станет ручным. Нетрудно представить, ценой каких усилий создавались те очаги культуры, которыми мы сегодня по праву гордимся. Думается, нет смысла перечислять и называть все уловки, хитросплетения и маневры, к коим приходилось прибегать Генриху, чтобы протащить свою большую правду сквозь игольное ушко дозволенного и разрешенного. Когда что-то не клеилось, он не сдавался: упрямо ходил по кабинетам, доказывал, требовал, пробивал, хитрил, порой обводил начальство вокруг пальца и в итоге добивался своего. Как у Наполеона в годы его первых походов, у него почти не было поражений. А побед много – они налицо.

Столько, сколько делал Игитян на своем поприще, казалось, не по силам одному человеку. Если бы не его упорство и смелость, его энергия и страсть, не было бы у нас первого в мире Музея детского творчества, Эстетического центра с его многочисленными филиалами по всей стране, Музея современного искусства, тысяч выставок, организованных им не только в республике, городах бывшего Союза, но и за рубежом.

Игитян был уникальным энергетическим донором, словно энергия 100 человек была спрессована в нем одном. Он вдохновил несколько поколений молодых художников, да и простых людей, убедив, что искусство - питательная среда для человека. Когда он бывал в духе (практически всегда), его энергии с лихвой хватало на бесперебойную работу целой академии. В редкие минуты короткого замыкания вокруг него сверкали молнии, а в обычные дни, когда все складывалось наилучшим образом, можно было заметить исходящее от него тихое свечение.

Такие, как Игитян, рождаются не часто. Это бесспорно. В каждой стране, где искусство занимает достойное место, есть один-два человека, подобных ему. Их, по меткому выражению Андрея Вознесенского, называют прорабами духа. У них много общего: они умны, энергичны, напоминают детей, только очень мудрых. А главное - они обладают фантастическим чутьем на талант. Это ведь тоже дар, без которого невозможно создавать новое.

К людям масштаба Генриха неприложимы обычные мерки. Неутомимый работник на ниве культуры интересен не тем, что варится в котле событий, а тем, что сам заваривает этот котел. Он был наступателен, порывист, предприимчив, но никак не односложен. Однако личные качества не затмевали в нем главного - полной отдачи поставленной цели. Компромиссы были для него совершенно не приемлемы: свои убеждения он готов был отстаивать до конца, но не на одном вдохновении, как это часто бывает, а вооружившись непробиваемыми аргументами.

Многие вещи в бывшем СССР, кроме него, никто не делал. Нетрудно представить, ценой каких невероятных усилий создавались те очаги культуры, которыми мы сегодня по праву гордимся. Я была свидетельницей рождения его детища - Музея современного искусства. Это было прекрасное время оттепели в общественной жизни. Когда выпотрошенный долгими хождениями по мастерским, спорами, где сталкивались художественные поколения, Игитян возвращался в мастерскую А.Акопяна или А.Ананикяна, он и сам не подозревал, что приобрел иное качество дарования. Музей современного искусства (впрочем, как и Эстетический центр) был не просто удачей Игитяна. С появлением этого музея с его стен, увешанных яркими полотнами современных мастеров, авангардистов, к нам тихо пришла художественная революция. Мы ее просто не сумели тогда провозгласить, определить как таковую. Игитян бросил вызов тем, кто не верил в возможность подобного музея в Ереване.

ПОТРЕБНОСТЬ ВЫСКАЗАТЬСЯ ДЛЯ НЕГО, ОБЛАДАЮЩЕГО ДАРОМ ПОЛЕМИСТА, была неодолима, и он на съездах, пленумах выступал так, что его с ходу могли отстранить от любой работы. Он всегда был резок, вызывающ и решителен в защите своих принципов, тем же воздавалось и ему. Такая безоглядность в сочетании с упрямым нежеланием подлаживаться под что-то, воспринималась одними как высокомерие, другими - как наивное ребячество. В итоге сложились противоречивые суждения об Игитяне - от восторженных до скептических и резко отрицательных. Одно очевидно: такому невозможно что-либо запретить.

Не всегда одобрительно отзывавшиеся о нем художники, политики ощущали, что он свободен и по отношению к ним - не безответственно свободен, а просто бесконечно более широк в этой своей свободе, чем они во всех своих циркулярах, программах и уставах.

Обладая вспыльчивым характером, незаурядным умом и поистине кавказским темпераментом, Игитян, бесспорно, вошел не только в художественную, но и политическую жизнь страны. Он был чрезвычайно сильной личностью, честолюбивой, капризной и несгибаемой, классическим типом диктатора. Он не боялся власти, потому что презирал любую власть, кроме своей. Кроме того, он был умен, а потому чаще всего умел перехитрить любую власть. И еще. Игитян знал, что нужно быть не членом чьего-либо общества, а главным центром публичной фронды. Так сказать, главным официальным инакомыслящим. Лидером, всенародная известность и популярность которого превосходила тогда известность многих деятелей, вместе взятых.

 Чувство ответственности за судьбу культуры принимало у Игитяна характер личного долга и выражалось как страсть к делу, понуждая переходить от одного крупного предприятия к другому. Ничто не могло отвлечь его от цели. Удивительно, что Генрих всегда умел подниматься, какие бы удары не наносила судьба. Он только временно замыкался в себе, а потом снова двигался дальше. Чего это ему стоило, знали только очень близкие.

Отсутствие такого лидера сказывается во всей нашей жизни и особенно в искусстве, где на зрителя выплескивается все – любая подделка, откровенная мазня. Наверное, никогда еще перед нами не проходил такой парад дилетантов. А кто этому противостоит?

Мне и сегодня было бы трудно в иных словах выразить мое отношение к Генриху Игитяну, к тому, что хотелось бы назвать его жизненным подвигом.