ЭТОТ НЕПЕРЕВОДИМЫЙ "ПЛАНИ ГЛУХ"

- Я родился при Сталине, в школу пошел при Хрущеве, служил в армии при Брежневе, мне триста лет! Что ты знаешь про Ереван? Ни черта ты не знаешь! А я помню, как на ул. Саят-Новы яблони, груши цвели, вишня росла...

- А это зачем? И откуда?

- Это от Ваника. Фамилию Шарамбеян слышал?

(Фрагмент разговора старого ереванца с юношей в майке от "Кока-Колы").

Ереван, как известно, начинается с труднопереводимого "Плани глух". Центр народного творчества имени Шарамбеяна как раз на "Плани глух" и стоит, из чего следует, что город в некотором смысле начинается с Шарамбеяна.

ЧТОБЫ ИЗБЕЖАТЬ УПРЕКОВ В ПРОПАГАНДЕ КУЛЬТА ЛИЧНОСТИ, можно сказать и так. Ереван начинался с людей, для которых город был не просто местом жительства, а центром творчества: научного, философского, художественного, спортивного, в том числе и народного, но прежде всего созидательного. Впрочем, если говорить о Шарамбеяне, то не менее центральным в его жизни был и Дилижан.

Два слова во славу Дилижана.

Дилижан для Армении, что Болдино для России, с той лишь разницей, что поэтическое излучение, заряжающее творчество, работает там во все времена года. Не случайно именно в Дилижане прижились дома творчества композиторов, кинематографистов, привечающие у себя и другой "бездомный" творческий люд.

Еще одна гордость Дилижана - филиал Государственного музея народного творчества, где Шарамбеян пробуждал в дилижанцах вкус к настоящей живописи и открыл первую в городе студию, возведенную позже в ранг художественной школы. Если бы только это, уже спасибо, но делал он не только это.

Здесь, в Дилижане, началось возрождение армянских народных промыслов. Поделки, производимые рукастыми самородками прошлых лет, оказалось, обретали эстетическую (теперь отчасти уже и этнографическую) ценность и, получая статус экспонатов, перекочевывали на музейные стеллажи. Что-то оседало в Дилижане, что-то отправлялось в дом на "Плани глух", что-то вывозилось напоказ за пределы Армении.

Как он искал и находил умельцев? Со слов Ваника Шарамбеяна, записанных в свое время автором.

"Да очень просто. Проходя по улице, обратил внимание на брелок в руках молодого человека. Вещица показалась любопытной, подхожу к парню в летной форме, прошу показать. То, что увидел, оказалось более чем интересным...

- Не могли бы зайти в музей с другими работами?

Молодой человек согласился.

- И что вы делаете с такой изумительной красотой? - интересуюсь.

- Что делаю? Дарю девушкам.

И тут же, не спрашивая, откладываю в сторону украшенные уникальной резьбой вещицы и объявляю: они останутся в музее, как и все, что будешь делать дальше.

- А как же девушки? - взволновался пилот.

- А девушки потом..."

Так командир "Яка" Рубен Ахвердян навсегда подружился с Музеем народного творчества.

 БЫЛИ, КОНЕЧНО, И ДРУГИЕ. Многих на этом свете, наверное, уже нет, но автор не откажет себе в желании озвучить хотя бы несколько имен, названных Ваником Шарамбеяном много-много лет назад. Чтобы узналось и вспомнилось. Серо Асоян, Вагинак Казарян, Олег Черкешян, Норайр Арзуманян... Народные художники в чистом виде, пусть без званий. Резьба по металлу, ковроткачество, керамика плюс живопись, скульптура, графика. Создавалось, собиралось, оценивалось, хранилось в теплом доме на "Плани глух".

Строить, расширяться, проводить выставки, ярмарки, наращивать закупочный фонд - на все требовались деньги, а где их взять? Помогало умение убеждать, чисто человеческое обаяние, подкупала неповторимая шарамбеяновская улыбка, добрые отношения с всесильными первым вице-премьером Алексаном Киракосяном и заведующим ведущим отделом ЦК Альбертом Степаняном.

- Я верю в отдельных конкретных людей, а не в КПСС, - говорил Ваник.

При всем при том с персонажами, вызывающими стойкое желание вымыть руки, он не общался.

...История, о которой сегодня мало кто знает. В шестидесятых годах прошлого столетия в разгар холодной войны в Армению приехал американский художник Рокуэлл Кент. Знаменитость встретили по всем правилам, представили первым лицам, повезли в Дилижан. Показали все, что можно было показать, а когда настало время расставаться и надо было что-то подарить, крепко задумались. Что? Кувшин! Его нашли при раскопках вблизи Дилижана, показали международным экспертам, и те, определив возраст находки, заявили: "Этот экспонат может украсить любой музей мира!" Понятно, что без разрешения инстанций разбрасываться экспонатами такой ценности никто бы не мог, а вот Шарамбеян смог.

Рокуэлл Кент оценил щедрый дар и не расставался с ним до самого отъезда, а перед тем, как тронуться в обратный путь, сфотографировался на балконе дома, принимавшего Горького, Сарьяна, Пиотровского, Бриттена... На снимке, который автору повезло видеть, счастливо улыбающийся художник с осторожностью держит в руках подаренный сосуд.

Когда пришла весть о кончине Кента, из Америки сообщили: художник завещал захоронить свой прах в кувшине из Дилижана.

...ПАМЯТЬ О ВАНИКЕ ШАРАМБЕЯНЕ СОХРАНЯЕТСЯ И В САМЫХ ПОВСЕДНЕВНЫХ ВЕЩАХ. Ну например. Дома, как известно, начинаются с двери. Те дома, которые с евроремонтом, они все как один. Те, которые сами по себе, отличаются "лица необщим выражением" - украшены резьбой по дереву или металлу. За дверью часто ковры, скатерти, паласы - почти как в музее на "Плани глух". Когда вещи старые (не путать с ветхими), со своей историей, переходящие от одного поколения к другому, стены дома, где они находятся, отдают намоленностью. Ценить национальные художественные традиции, не дать им угаснуть - этому, если говорить о прикладной стороне дела, обучал шарамбеяновский музей.

Ереван тех же шестидесятых. Лучший мэр города за всю его историю Григор Асратян пробивает среди трущоб улицу Саят-Новы. Получается хорошо, но чего-то не хватает.

- Давай обсадим тротуары фруктовыми деревьями, - предлагает Шарамбеян.

- Зачем фруктовыми? - удивляется мэр.

- Чтобы у каждого ереванца было как бы свое дерево, - объяснил Шарамбеян.

Попробовали. Не получилось. Но запомнилось...

...Сегодня над Центром народного творчества сгустились тучи. Как сообщили СМИ, Министерство культуры собирается расторгнуть договоры с двадцатью двумя научными сотрудниками, которых, может получиться, сменят двадцать два обученных официанта. Или банкира. Или кто-то еще, не важно. И это не только нарушит место красоты в нашей жизни, но и право ереванцев на память о Ванике Шарамбеяне и его делах.